10000 строк

В оригинале 9-й стих 114-го псалма Давида выглядит так:
אתהלך לפני יהוה בארצות החיים

Дословно это означает "Пойду перед богом в земле живых". Святой Иероним, составляя Вульгату (первый перевод Священного Писания на латынь), перевёл эту строчку так:
Placebo Domino in regione vivorum.
Дословно это означает "Услужу богу в земле живых".

Точно неизвестно, почему произошла такая замена. Я предполагаю, что либо покровитель переводчиков святой Иероним, либо один из неизвестных первых переписчиков Вульгаты просто перепутали латинские слова placebo (услужу) и praeibo (пойду перед). Но именно в таком виде псалом вошел в раннюю католическую заупокойную службу, где скорбящие хором пели 9-й стих
Placebo Domino in regione vivorum
в ответ на спетые священником первые восемь стихов 114-го псалма.

В средневековых Франции и Англии было принято кормить людей на поминках. Некоторые люди приходили на поминки, чтобы бесплатно поесть. И в английском языке появилось выражение "to sing placebo" (петь плацебо) в значении "искать халяву".

У Джеффри Чосера в "Кентерберийских рассказах" пристав церковного суда пересказывает эпизод из третьей книги Геродота о том, как пьяный персидский царь Камбиз застрелил из лука сына своего придворного, попенявшего царю на пьянство. Вывод пристава такой:

Был сын убит – так что ж тут отвечать?
А случай сей нам всем потребно знать,
И наипаче всех – придворной клике
«Ходить ты должен пред лицом владыки».
Да и тебе таков же мой совет.
Когда бедняк, что в рубище одет,
В каком-нибудь грехе погряз глубоко,
Ты обличай его во всех пороках,
Царей же наставлять остерегись,
Хотя б в аду они потом спеклись.
(перевод Ивана Кашкина совместно с Осипом Румером)

Оригинал
His sone was slayn, ther is namoore to seye.
Beth war, therfore, with lordes how ye pleye.
Syngeth Placebo, and 'I shal, if I kan,'
But if it be unto a povre man.
To a povre man men sholde his vices telle,
But nat to a lord, thogh he sholde go to helle.

Оригинал, адаптированный на современный английский
His son was slain, there is no more to say.
Beware, therefore, with lords look how you play.
But sing placebo, and 'I shall, if I can,'
Unless it be unto a helpless man.
To a poor man men should his vices tell,
But to a lord, no, though he go to hell

Со временем выражение "to sing placebo" исчезло, а словом placebo стали называть неактивную имитацию лекарства.

В более поздних переводах Библии эта ошибка исправлена. И если в церковнославянском еще есть калька с Вульгаты "Благоугожду пред Господем во стране живых", то уже в синодальном говорится "Буду ходить пред лицем Господним на земле живых".

Вытянись к безлунной полуночи леса,
Словно достанешь до него рукой,
А он, как хваленая драпировка,
Мягок на ощупь и станет ближе,
Если руку сожмешь.
Разбитая напрочь
От ночной тишины нежнейшей
(раз псы горизонта недвижны)
Зайди в книжный зал и жди,
Без книг на колене - одна,
Только дог, на луну не воя,
Улегся, уснул, утоп.

Так начинается стихотворение, которое замечательный поэт, нобелевский лауреат Уильям Батлер Йейтс посвятил Дороти Уэлсли. В этом отрывке Йейтс дважды упоминает собак. Первый раз он это делает метафорично – псы горизонта это, конечно же, созвездия Большой и Малый Пес (Canis Major и Canis Minor). Они находятся возле горизонта и хорошо известно, что слово «каникулы» происходит от латинского слова Canis, поскольку каникулы начинались, когда над горизонтом всходил Сириус – альфа Большого Пса. Второй раз речь идет о доге самой Дороти Уэлсли. Вот так они выглядели:



На момент написания стихотворения Йейтсу было за семьдесят, Дороти – сорок пять, и они были близкими друзьями, возможно соавторами и вероятно любовниками. Надо отметить, что сексуальная активность пожилого поэта вызывает восхищение. За пару лет до знакомства с Дороти Уэлсли у поэта была неудачная интрижка с Марго Реддок



А сразу после нее у Йейтса случилась любовная история с Этель Мэннин



В чем же причина подобной прыти в семьдесят? По словам самого Йейтса, он пережил вторую юность после простейшей операции по омоложению, которую ему сделали в 69 лет.

Тогда это направление медицины было весьма модно. В Европе особенно популярен был в те времена Самуил Абрамович Воронов, который успешно трансплантировал людям яичники обезьян. Именно он стал прообразом профессора Преображенского в булгаковском «Собачьем сердце».

Но Воронов стал прообразом еще одного персонажа. У Конан Дойля среди произведений о Шерлоке Холмсе есть рассказ «Человек на четвереньках». В нем один профессор, пытаясь вернуть себе молодость, пересаживает себе что-то от обезьяны и начинает бодро лазить по деревьям. Но самое любопытное в этом рассказе – собачья тема.

- Надеюсь, вы извините мне некоторую рассеянность, милый Уотсон, - продолжал он. - За последние сутки мне сообщили довольно любопытные факты, которые, в свою очередь, дали пищу для размышлений более общего характера. Я серьезно подумываю написать небольшую монографию о пользе собак в сыскной работе.
- Но позвольте, Холмс, что же тут нового? - возразил я. - Ищейки, например...
- Нет-нет, Уотсон, эта сторона вопроса, разумеется, очевидна. Но есть и другая, куда более тонкая. Вы помните, быть может, как в том случае, который вы в вашей сенсационной манере связали с Медными буками, я смог, наблюдая за душевным складом ребенка, вывести заключение о преступных наклонностях его в высшей степени солидного и положительного родителя?
- Да, превосходно помню.
- Подобным же образом строится и ход моих рассуждений о собаках. В собаке как бы отражается дух, который царит в семье. Видели вы когда-нибудь игривого пса в мрачном семействе или понурого в счастливом? У злобных людей злые собаки, опасен хозяин - опасен и пес. Даже смена их настроений может отражать смену настроений у людей.
Я покачал головой.
- Полноте, Холмс, это уж чуточку притянуто за волосы.
Он набил трубку и снова уселся в кресло, пропустив мои слова мимо ушей.
- Практическое применение того, о чем я сейчас говорил, самым тесным образом связано с проблемой, которую я исследую в настоящее время. Это, понимаете ли, запутанный клубок, и я ищу свободный конец, чтобы ухватиться и распутать всю веревочку. Одна из возможностей найти его лежит в ответе на вопрос: отчего овчарка профессора Пресбери, верный пес по кличке Рой, норовит искусать хозяина?
Я разочарованно откинулся на спинку кресла: и по такому пустяку меня оторвали от работы? Холмс метнул на меня быстрый взгляд.
- Все тот же старый Уотсон! - произнес он. - Как вы не научитесь понимать, что в основе серьезнейших выводов порой лежат сущие мелочи! Вот посудите сами: не странно ли, когда степенного, пожилого мудреца... вы ведь слыхали, конечно, про знаменитого Пресбери, физиолога из Кэмфорда? Так вот, не странно ли, когда такого человека дважды пытается искусать его собственная овчарка, которая всегда была ему самым верным другом? Как вы это объясните?

А в конце рассказа профессор Пресбери теряет человеческий облик и собака на него нападает.

И в «Человеке на четвереньках» Дойля, и в «Собачьем сердце» Булгакова речь идет об известных в области омоложения профессорах, которые успешно провели процедуру (один - на себе, другой - на собаке). У обоих профессоров есть собака, которая в результате меняет свое отношение к хозяину - и это ключевой момент каждого произведения.

Что же произошло в литературе? Это Булгаков развил собачью тему, созданную Конан Дойлем, или оба замечательных писателя, рассказывая про обезьянье омоложение, независимо придумали своих собак? Боюсь, на этот вопрос не сможет ответить даже Шерлок Холмс.

Первым программистом принято считать Аду Лавлейс. Это она сделала проект первой вычислительной машины, написала первый алгоритм и ввела в употребление термин "цикл". Девичья фамилия Ады Лавлейс - Байрон, она была дочерью великого поэта. Но свои научные способности она унаследовала от матери. Лорд Байрон даже называл свою невесту Принцессой Параллелограммов. Черты своей жены Байрон придал Инесе, матери Дон Жуана.

К сожалению, в русском переводе мать Дон Жуана выглядит комически придурковатым синим чулком. Вот так переведена четырнадцатая строфа первой песни "Дон Жуана".

Еврейский и английский языки
Инеса без труда постигла тоже:
Она считала, что они "близки"
И в некоторых случаях похожи.
Читая песнопенья и стихи,
Она вопрос обдумывала все же -
Не одного ли корня, что Эдем,
Известное британское "god damn"*?

В оригинале Инеса замечает одна забавное различие менталитетов. У иудеев есть запретное имя бога, поэтому наиболее ортодоксальные иудеи даже пишут "б-г" вместо "бог" и g-d вместо god. В то же время, англичане дефисом заменяют буквы в ругательстве: god d--n вместо god damn.

Перевести эту строфу следовало бы, например, так:

Ей нравились английский и иврит.
Ей виделось подобие меж ними.
Я слышал, как однажды говорит
Она про недозволенное имя:
"Забавно, все же, как джон буль и жид
Расходятся дефисами своими -
Когда евреи стонут "Б-жья длань..."
Британцы восклицают "Божья ср-нь!"

Текст оригинала:
She liked the English and the Hebrew tongue,
And said there was Analogy between ‘em;
She proved it somehow out of Sacred song,
But I must leave the proofs to those who’ve seen ’em,
But this I heard her say, and can’t be wrong,
And all may think which way their Judgements lean ’em,
“‘Tis strange – the Hebrew Noun which means ‘I am,’
The English always use to govern d––n.”

Сущность сюрреализма Сальвадора Дали состоит в том, что нереальное хоть и нельзя сделать естественным, но можно сделать гармоничным.

Из всех поэтов на Дали больше всего похож чудесный украинский поэт Богдан-Игорь Антонич. Когда-то с легкой руки замечательного petro_gulak я перевел один стишок Антонича.

Росте Антонич, і росте трава,
і зеленіють кучеряві вільхи.
Ой, нахилися, нахилися тільки,
почуєш найтайніші з всіх слова.
Дощем квітневим, весно, не тривож!
Хто стовк, мов дзбан скляний, блакитне небо,
хто сипле листя — кусні скла на тебе?
У решето ловити хочеш дощ?
З всіх найдивніша мова гайова:
в рушницю ночі вклав хтось зорі-кулі,
на вільхах місяць розклюють зозулі,
росте Антонич, і росте трава.

Растет Антонич, и растет трава,
и завитками зеленеют ольхи.
Лишь наклониться, наклониться только -
услышишь потаенные слова.
Дождем, весна, в апреле не тревожь!
Кто истолок стекло небес под цоколь,
кто сыплет листья - оковалки стекол?
Ты решетом изловишь этот дождь?
Казистей всех толкуют дерева:
забиты ядра-звезды в ночи пушку,
на ольхах месяц расклюют кукушки,
растет Антонич, и растет трава.

Богдан-Игорь Антонич прожил всего 27 лет, но за это время написал несколько сборников выдающихся стихов. Читать стихи Антонича лучше всего в оригинале, пользуясь хорошими переводами в качестве подстрочника.

Написано о соавторстве с hermeneuma.

3. Примечания переводчика (текст Александра Шапиро)

Вторая ода Сапфо написана на эолийском диалекте древнегреческого языка. У этой оды непривычная для русской поэзии ритмика: четыре так называемые сапфические строфы и первая строчка пятой. Это все, что сохранилось от оригинала. Мне, как и большинству читателей, это стихотворение знакомо по переводу Вересаева.

Читая заметки филолога Сергея Карпухина, я обратил внимание на такой его отзыв об этом переводе: «Знаменитая «вторая ода» (фр. 31) Сапфо – это одно предложение (за исключением оборванной строки 17), как и у Катулла в его переложении. В русском переводе В.В. Вересаева аккуратные синтаксис и строфика, почти точно по одному предложению на четверостишие. И припадок страха на фоне ревности становится неторопливым перечислением симптомов».

И тогда я предложил С. Карпухину вместе перевести это стихотворение. Получив согласие, я запросил:
• оригинал;
• подстрочник;
• подробный комментарий;
• аудио-файл с чтением текста в оригинале;
• лучшие из существующих переводов.

Я перечитывал и прослушивал, пока не начал понимать, насколько прекрасна и сложна эта ода и насколько примитивны ее переводы. (Единственное исключение составил подстрочник Гаспарова. Этот подстрочник был ожидаемо точен и сух.) Примерно через неделю я прислал коллеге свой черновик перевода. Еще около недели мы вместе правили и переделывали этот перевод, пока не получили очень близкий к оригиналу результат. Это один из самых чувственных и самых сложных текстов, которые мне доводилось переводить. Первое предложение занимает четыре ритмически нетривиальные строфы. Я очень надеюсь, что читатели, познакомившись с этим стихотворением, захотят хотя бы раз его перечитать.

Написано в соавторстве с hermeneuma.

«Разным читателям нужны разные типы переводов. Одному достаточно почувствовать, что Гораций и Сапфо писали иначе, чем Пушкин; для этого достаточен сравнительно вольный перевод. Другому захочется почувствовать, что Гораций писал не только иначе, чем Пушкин, но и иначе, чем Сапфо, и для этого потребуется гораздо более буквалистский перевод. Повторяем, что мы говорим не о специалисте-литературоведе, которому можно порекомендовать выучить ради Сапфо и Горация греческий и латинский языки; нет, мы говорим просто об образованном читателе, который любит литературу и хочет ее знать, а таких читателей становится все больше и больше.»
М. Л. Гаспаров

1. Экономические истоки романтизма

Разговор об истоках романтизма лучше всего начинать с музыки. Музыка – это шоу-бизнес. Даже классическая музыка в свое время была шоу-бизнесом. Это означает, что развитие музыки определялось в значительной степени экономическими процессами.

К примеру, во времена Баха только самые богатые аристократы могли себе позволить содержать оркестр, покупать дорогие музыкальные инструменты и держать у себя на службе композитора. Таким образом, аудитория состояла из хорошо образованных аристократов, которые зачастую сами отлично играли на музыкальных инструментах, а музыкантами оркестров были профессионалы. Вполне естественно, что музыка того времени была трудна, как для исполнения, так и для восприятия. Основным музыкальным стилем было барокко со всей его сложной полифонией.

С развитием производства ситуация полностью изменилась. Появилась буржуазия, у которой было достаточно денег, чтобы платить за музыку, но не было достаточного музыкального образования, чтобы воспринимать сложное барокко. Подешевели музыкальные инструменты. Появились любительские оркестры. Все это привело к тому, что появился спрос на музыку попроще и доступнее. По законам рынка в ответ на этот спрос появилось предложение – музыка классицизма. В ней на смену полифонии (одновременно звучащим нескольким голосам) пришла гомофония (основная мелодия, которую сопровождают аккомпанемент и бас). Естественно, эту музыку было проще и играть, и слушать.

Немного позже, с еще большим увеличением аудитории на смену классицизму пришел романтизм. И как ни цинично это звучит, но основным и определяющим признаком романтизма является его доступность достаточно широкой публике. Причем, не только в музыке, но и в литературе, где происходили подобные процессы. Ради примера можно вспомнить структуру викторианского романа из трёх частей. Когда Вальтер Скотт написал «Айвенго», он знал, что основная масса читателей – это не богатые аристократы, а средний класс, которому книги не по карману. И поэтому большинство читателей пользуются библиотеками. А роман, напечатанный в три книги, могут одновременно читать трое. В результате, викторианские романы приобрели свою трёхчастную форму.

В переводах персонажи Шекспира изредка выглядят полными придурками. Их эмоции дики и непредсказуемы. Прочитаем, для примера, отрывок из "Как вам это понравится", где Жак описывает свои диалог с шутом:

... Тут часы он вынул
И, мутным взглядом посмотрев на них,
Промолвил очень мудро: "Вот уж десять!
Тут видим мы, как движется весь мир.
Всего лишь час прошел, как было девять,
А час пройдет - одиннадцать настанет;
Так с часу и на час мы созреваем,
А после с часу и на час - гнием.
Вот и весь сказ". Когда я услыхал,
Как пестрый шут про время рассуждает,
То грудь моя запела петухом
О том, что столько мудрости в шутах;
И тут смеялся я без перерыва
Час по его часам.
(пер. Щепкиной-Куперник)

Ну, и с какого перепугу этот Жак ржет целый час?! Что такого смешного сказал шут?

В переводе - действительно, ничего. А, вот, в оригинале - смешной каламбур, хотя, и несколько неприличный. Дело в том, что во времена Шекспира произношение некоторых слов отличалось от современного. Так, слова "hour" (час) и "whore" (шлюха) четыреста лет назад звучали одинаково. Поэтому, когда шут произносит:

And so, from hour to hour, we ripe and ripe,
And then, from hour to hour, we rot and rot;

то Жака это забавит своей непристойностью. И, соответственно, когда Жак говорит

And I did laugh sans intermission
An hour by his dial.

то это на письме означает "И я смеялся без перерыва час по его часам", но звучит не только так. Слова "did laugh" звучат похоже на "did love", а слово "hour", как мы уже знаем, звучит похоже на слово "whore".

Богатство и безграничные возможности русского языка позволили вашему покорному слуге представить на ваш строгий суд первый осмысленный перевод монолога Жака из "Как вам это понравится". (Надеюсь, сей высокий штиль отчасти извинит использование двусмысленности глагола/существительного "минет" и каламбура в слове "страхом"...)

ЖАК

Шута, шута! В лесу я повстречал
Шута в кафтане. Вот, убогий мир!
Как хлеб мой днесь, я встретил дурака,
Который, разложившись на припеке,
Удачу костерил замысловато,
Замысловато - даром, что дурак.
"Привет, дурак!" "Для дурака", - сказал он
"Пока мне недостаточно везет".
Он из кафтана вынул циферблат
И, посмотрев подслеповатым глазом,
Промолвил философски: "Время - десять;
Теперь мы видим, как вихляет мир;
Лишь час один назад пробило девять,
А через час – одиннадцать пробьет;
Вот час минет, а мы опять созрели,
Вот час минет, пожухли мы слегка;
Такие басенки". Но, услыхав
Про время шутовское наставленье,
Я кочетом захлебывался смехом,
Над сим глубокомысленным шутом;
Пусть по его часам с веселым страхом
Мне целый час минет. О, знатный шут!
Достойный шут! Хоть надевай кафтан.

оригинал:
JAQUES

A fool, a fool! I met a fool i' th' forest,
A motley fool. A miserable world!
As I do live by food, I met a fool,
Who laid him down and bask'd him in the sun,
And rail'd on Lady Fortune in good terms,
In good set terms- and yet a motley fool.
'Good morrow, fool,' quoth I; 'No, sir,' quoth he,
'Call me not fool till heaven hath sent me fortune.'
And then he drew a dial from his poke,
And, looking on it with lack-lustre eye,
Says very wisely, 'It is ten o'clock;
Thus we may see,' quoth he, 'how the world wags;
'Tis but an hour ago since it was nine;
And after one hour more 'twill be eleven;
And so, from hour to hour, we ripe and ripe,
And then, from hour to hour, we rot and rot;
And thereby hangs a tale.' When I did hear
The motley fool thus moral on the time,
My lungs began to crow like chanticleer
That fools should be so deep contemplative;
And I did laugh sans intermission
An hour by his dial. O noble fool!
A worthy fool! Motley's the only wear.

Особое спасибо замечательному petro_gulak за ссылку на энтузиастов аутентичного произношения.
http://www.youtube.com/watch?v=gPlpphT7n9s

Скрытая игра слов у Шекспира встречается очень часто. Любопытный пример такой игры слов можно увидеть в одном диалоге Макбета и Леди Макбет. Этот диалог происходит в тот момент, когда два убийства уже совершены, а третье - запланировано.

MACBETH
It will have blood; they say, blood will have blood.
Stones have been known to move and trees to speak;
Augurs and understood relations have
By maggot-pies and choughs and rooks brought forth
The secret'st man of blood. What is the night?
LADY MACBETH
Almost at odds with morning, which is which.

На первый взгляд, единственная особенность этого отрывка - четырехкратное упоминание слова "кровь" (blood). Начатая здесь тема крови продолжится позже, когда Леди Макбет будет пытаться отмыть кровь с рук. Но в этом отрывке есть еще две нетривиальные игры слов.

В конце этого отрывка Макбет спрашивает "What is the night?" С одной стороны, он спрашивает: "Что с ночью?", то есть хочет узнать время. С другой стороны, слова "ночь" (night) и "рыцарь" (knight) по-английски звучат одинаково. И Макбет, которого в данный момент тревожит не то совесть, не то - страх перед будущим, интересуется: "Кто это - рыцарь?" То есть, Макбет мысленно сравнивает свои действия с рыцарским кодексом поведения.

Леди Макбет отвечает на вопрос мужа и говорит, что не отличить ночь от утра. При этом она использует выражение "which is which", что в переводе означает приблизительно "что есть что". Это одно из очень многих выражений, которые придумал Шекспир и которые вошли в английский язык. В данном случае использование этого выражения особенно примечательно, поскольку практически сразу же после этих слов начинается сцена с тремя ведьмами. А слова "ведьма" (witch) и "что"/"которое" (which) звучат по-английски одинаково.

К счастью, русский язык настолько богат и гибок, что позволяет сделать адекватный перевод этого отрывка.

МАКБЕТ
Быть крови; говорят: за кровью - кровь.
Деревьев речь, надгробий шевеленья;
Кудесники, гадая по грачам,
По воронам и галкам, уличали
Тишком пустивших кровь. В ночи как видит
Просторы царь?.. Уже как поздно?
ЛЕДИ МАКБЕТ
Ночь с утром ссорится - ведь мы давно здесь.

Внимательный читатель без труда обнаружит в этом переводе обе скрытые игры слов, задуманные Шекспиром.

На солнце ли, в тени, но Вы вуали
с тех самых пор,
как сердца моего большой раздор
стал ясен Вам, не поднимали.

Пока я мысли нежные таил,
И к гибели рассудок мой стремился,
Был жалостью Ваш облик облечён;
Но лишь мой пыл Амуром Вам открылся,

Как золото волос покров сокрыл,
И мир от взглядов милых ограждён.
Я самого желанного лишён:

мной властвует вуаль
до смертной мглы, июль или февраль –
огни прекрасных глаз видны едва ли.

Это 11-й сонет Петрарки. Молодой Франческо влюблён, талантлив и свободен. Он не следует канонам и легко обращается со строчками, рифмами и созвучиями.

Сто лет спустя итальянский композитор Франческо де Лайоль напишет песню на эти слова. Начинается музыка де Лайоля так:



А еще около ста лет спустя появится самый известный исполнитель этой песни. Он вам хорошо знаком. ( Проверьте вашу догадку )

Бродский написал несколько стихотворений по-английски. Не бог весть какие стихи, но гениальность проявляется даже на чужом языке. Одно из этих стихотворений называется Törnfallet. Его невозможно хорошо перевести на русский. Вопрос: что делать переводчику в такой ситуации? Ответ: написать перевод в духе русских стихов Бродского. Ведь Бродский по-русски и по-английски пишет в совершенно разном стиле. И русским стилем вполне можно воспользоваться для перевода английских стихов.

Törnfallet

У шведского луга
мне стало туго,
и плывет в белках
вода в облаках.

По лугу кружится
моя вдовица;
хахалю сплела
из клевера удила.

Мы стали парой
в часовне старой.
Снег дал нам ясность,
был дружкой ясень.

За ней покорный
овал озёрный
зеркальный пресный
был счастлив треснуть.

С моей постели
её блестели
власы златые
на все четыре.

Неподалеку
её высокий
напев про лето,
но песня спета.

Вечерняя темень
в широкие тени
краски украла.
Похолодало.

Взгляд, угасая,
впёр в небеса я.
Венера в небе;
один я с нею.

( Оригинал )